"Дети Донбасса. Травма останется навсегда", – эксперт по правам ребенка Касьянова

Новое поколение детей войны – выходцы из Донбасса – получили большое количество эмоциональных и физических травм, с которыми придется бороться долгое время. Национальный директор по развитию программ "СОС Дитячі містечка Україна" и глава правления "Української мережі за права дитини" Дарья Касьянова рассказала, какая помощь необходима маленьким донетчанам и луганчанам, оказавшимися в военном конфликте.

В эксклюзивном интервью Диалог.UA национальный директор по развитию программ "СОС Дитячі містечка Україна" и глава правления "Української мережі за права дитини" Дарья Касьянова объяснила главные проблемы детей, получивших травмы на войне, и модели помощи государства этим ребятам.

- В одном из эфиров экс-министр юстиции Елена Лукаш назвала цифру в 400 тысяч детей, которые остались на неподконтрольной Украине территории в Донецкой и Луганской областях. Насколько эти цифры соответствуют действительности?

- На сегодня информация есть только от "властей" оккупированных территорий. Международные организации время от времени пытаются мониторить эту информацию, но тут понятно, что там выгодно показать, что детей больше... Сколько там детей, плюс миграционные процессы, сказать непросто.

До начала вооруженного конфликта в Донецкой и Луганской области был миллион детей. Поэтому если говорят о 400 тысячах детей, там же (оккупированными – ред.) остались большие города, я думаю, это вполне плюс-минус цифры, которые похожи на правду.

- Дети на оккупированных территориях лишены возможности изучать украинский язык, что автоматически делает невозможным их поступление в украинские вузы. Как наше государство урегулирует этот вопрос?

- Это вопрос политики. Украинский язык был в школах (оккупированного Донбасса – ред.), потом его отменили. С другой стороны, этот один час украинского языка, что он значит? Но я знаю достаточно много случаев, когда дети с неподконтрольной территории занимаются по Skype украинским языком с преподавателями и успешно сдают ВНО. Поэтому это всегда вопрос возможности.

Но, с другой стороны, чтобы заниматься по Skype, нужно платить деньги, иметь технические возможности. Но ни для кого не секрет, что на территории Донецка и Луганска есть большие сложности с трудоустройством. 

Родителям этих детей трудоустроиться сложно, плюс низкие заработные платы. Единственное преимущество во многих случаях – дом, родные стены, не надо за это платить и, конечно, люди соглашаются на работу за меньшие деньги для того, чтобы жить в своем жилье.

- Но все-таки надежда на урегулирование вопроса все еще есть?

- Я не знаю. Может, когда-то сказала: да, конечно, надежда есть. Сейчас я не знаю. Я не понимаю позиции нашего правительства в отношении детей, это касается не только детей на неподконтрольной территории, это касается детей, которые живут на украинской территории, дети, которые пострадали от вооруженного конфликта.

Т. е. есть у нас постановление о детях, статус детей, пострадавших в результате вооруженного конфликта, куда входят дети и с контролируемых, и неподконтрольных территорий. Но, кроме самого положения, нет больше ничего, т. е. непонятно, что это даст в будущем, потому что дети будут расти, а травма останется навсегда. Конвенция о правах ребенка 38-39 статьи говорят о том, что государство обязано предпринять все усилия, чтобы помочь защитить детей, которые пострадали от вооруженного конфликта.

Здесь мало что делают для детей, которые пострадали. Прежде всего это работа психологическая необходима, если в этом есть нужда. Это помощь в образовании. Это вопрос не льгот. Это вопрос доступа к образовательным услугам.

Например, ни для кого из специалистов не секрет, что дети, которые пострадали, с травмой войны, она отражается на когнитивных способностях. Страдает прежде всего мотивация, нет желания учиться. Ты живешь одним днем. Мы это видим по детям в Донецкой и Луганской областях, вдоль линии соприкосновения. У ребенка нет желания постигать, нет желания учиться. Это касается детей-переселенцев.

Сложно объяснить людям, которые с этим не сталкивались, почему ребенок одномоментно теряет интерес к учебе и другим делам, которые он до этого любил. А это защитная функция в том числе: ребенок пострадал, это травма на всю жизнь, если с ней не работать. 

Психологически нужно наладить психоэмоциональное состояние ребенка, обеспечить ему безопасность. Дальше идет то, что ему необходимо. Конечно, это образование, изучение предметов и не всегда это украинский язык. Это зависит от того, где он учится и что ему необходимо.

Реабилитация (если дети получили ранения), это очень длительный процесс. Это касается доступа к медицинской помощи. Дети, которые долго находились в бомбоубежищах, например, у них со временем появилась астма. Это уже медицинская проблема, просто психологией ее решить сложно. В том числе как последствия травмы войны есть такие исследования: прогрессирует сахарный диабет на фоне постоянных стрессов, страхов и т. д.

Все эти виды помощи (оздоровительные услуги, помощь психологов, оздоровление детей и т. д.) могли бы быть помощью со стороны государства для того, чтобы дети войны, новое поколение, даже те, кто стал совершеннолетним, имели возможность получать эту помощь бесплатно, либо существуют какие-то модели. Слышала, что в каких-то отдельных городах есть попытки местных органов самоуправления сделать такие программы.

Как сообщалось ранее, российский блогер Анатолий Несмиян предупредил, что в так называемых "Л/ДНР" и в Сирии, где воюют российские войска, ситуации максимально близка к социальному взрыву: этим территориям грозит голод.

Тем временем журналист Дмитрий Гордон спрогнозировал будущее оккупированного Донбасса, отметив, что регион рискует повторить судьбу Приднестровья. Люди будут бежать оттуда в поисках лучшей жизни.

А оккупационные власти "Л/ДНР" продолжают уверять мирных жителей в прогрессе процесса интеграции в состав РФ и даже устанавливают стелы на так называемых границах, однако в Кремле снова дали понять, что Донбасс – Украина и других вариантов Москва не рассматривает.