Первое интервью донецкой журналистки Елены Блохи после освобождения из тюрьмы

Экс-глава пресс-службы ДНР Елена Блоха, главный редактор "Муниципальной газеты", которая попала в список людей на обмен пленными, дала интервью журналистам, в котором рассказала о собственной книге и обстоятельствах задержания.

В эксклюзивном интервью «Глаголу» после своего освобождения из плена главный редактор издания «Муниципальная газета» Елена Блоха рассказала о гражданской позиции, профессиональном долге и книге, написанной за решеткой, «90 дней в плену»

«То, что я с апреля нахожусь под колпаком спецслужб Украины, я узнала гораздо позже. Все это время, вплоть до моего задержания, просматривались мои почта и Facebook, прослушивались телефонные разговоры. Как оказалось, предлогом послужил Совет народных депутатов ДНР, решением которого 16 апреля я вошла в состав правительства в качестве главы департамента по связям с общественностью.

Позже на моей странице в социальной сети, я сделала официальное заявление о невозможности сотрудничества с правительством ДНР. При этом я продолжала работу в качестве журналиста, посещала пресс-конференции, готовила материалы. Как выяснилось позже, 17 апреля на адрес моей прописки Днепропетровской, по которому я 10 лет не живу, отправили извещение, в котором шла речь о подозрении меня украинской властью в сотрудничестве с террористической организацией ДНР. По понятным причинам я не могла явиться в назначенное в извещении место для выяснения обстоятельств, уже 18 апреля суда решением меня объявили в розыск.

Все это время мы (редакция газеты) освещали жизнь в Донецке. Без политических направлений. Если мы освещали деятельность ДНР, то писали «ополченцы», «активисты». Мы не использовали выражения типа «террористы», «российские наемники», «боевики». В то же время мы старались быть толерантными к другой стороне, например, «украинская власть», «Национальная гвардия». Риторика была политкорректна. Мы не называли их «хунта», «фашисты». Издание давало информацию объективно, избегая оценок.

Как жителю Донецка мне было очень сложно из-за того, что происходит в городе. Иногда я не сдерживалась в эмоциональных выражениях на своей странице Facebook, что было использовано против меня позже».

При каких условиях произошла встреча с представителями силовых структур Украины?

«2 июля мы с несовершеннолетним сыном и водителем выезжали на отдых в Крым через Мангуш (возле Мариуполя). На посту ГАИ и произошло наше похищение восемью гражданскими. Все происходило очень сумбурно, без каких-либо объяснений и церемоний. Представились сотрудниками СБУ, предварительно удостоверением.

Батальоны, с полной амуницией, балаклавой. В аэропорту Мариуполя, куда нас привезли, крепкие парни. Они были хорошо вооружены. Это были не срочники, не Национальная гвардия, а наемники, которые не вчера взяли оружие.

Слышно было, как кого-то пытают рядом.

Позже поступил звонок. Было понятно, что договариваются с кем-то. «Пішли», – сказал мне молодой парень. Меня поместили, в какую-то очень маленькую камеру, вымощенную кафелем.

Первая мысль, что нас привезли убивать. Они были настроены очень агрессивно.

«Розвалила неньку», – с укором мне на первом допросе в Мариуполе. Потом последовал шквал ругани. Обвиняли в терроризме, необъективном освещении событий в пользу Украины. Приходилось очень сдерживать себя в ответ на необоснованные обвинения. Отвечала, аргументирую каждое слово и действие.

Вдруг в телефонном режиме поступила резко команда не допрашивать.

В разговоре преобладали эмоции. Им поступила информация обо мне общего плана: я якобы министр ДНР, «министерша», наследница Киселёва.

При досмотре не были соблюдены элементарные нормы права. В цифровой технике находились материалы из общего доступа. Ничего антигосударственного.

Оказывалось серьезное моральное давления. До физической расправы не дошло. Видимо, спас звонок из Киева. Все понимали, что я известный журналист, пропасть просто так не могла.

Позже появился сотрудник СБУ, который уже практически в правовом поле произвел осмотр авто и составил протокол осмотра, правда, от руки (обычно протоколы на шаблонированных бланках). Нас троих снова погрузили в машину и повезли в неизвестном направлении, сковав руки наручниками и надев мешки на головы.

На вопросы о том, куда мы едем, кто они, военные не отвечали.

Приподняв мешок с головы, увидела указатель на Запорожье. Нас привезли в Запорожское СБУ, где нас уже ждали. Спустили в какой-то подвал. И только тут мне впервые удалось сказать сыну несколько слов, успокоили друг друга.

Через полчаса за нами пришли, вывели во двор. Нас передали Киевским сотрудникам СБУ, правда, в гражданской одежде. Это выяснилось в дороге в разговоре с сотрудником по имени Владимир. Попытки узнать причины моего выезда («министра») на территорию Украины. Только тут я узнала о том, что меня обвиняют в сотрудничестве с ДНР, я являюсь членом правительства. Оказалось, что киевский сотрудник более человечен. Купил воды, вывел в туалет. Оправдывал происходившее своим долгом и политической ситуацией в стране.

Только в Киеве в Главном управлении СБУ военные начали действовать в правовом поле: дали возможность позвонить дочери, сообщить о то, что мы живы. Буквально через 15 минут информация о моем задержании была в эфире. У них был заготовленный материал.

Вызвали государственного адвоката. Она была очень грамотной, незаангажированной. Адвокат помогла мне в разъяснении моих прав. В документе было указано, что я призывала к насилию и свержению украинской власти. Материалами дела служили скриншоты из социальных сетей.

Инкриминировали 1 часть статьи 258 прим. 3 «Участие в террористической организации».

В ходе процесса у меня поменялось три следователя, два из которых оказались порядочными, людьми чести, отказавших выполнять заказ в отношении меня. Даже второй молодой следователь со Львова, для которого посадить меня было делом высокой должности и звездочек, отказался после многочасового допроса вести дело. Оба понимали, что я невиновна. Хочу отметить, что среди сотрудников СБУ есть порядочные и честные люди.

Я отказывалась от сотрудничества, понимала, что это повлечет за собой серьезные последствия: я получу минимум 10 лет, я подставлю других невинных людей, таких же, как и я.

Они пытались выудить компромат на городскую власть Донецка.

На допросе по персоналиями задавали много вопросов о Лукьянченко, мэре Донецка. Также было много вопросов о властях ДНР, источниках финансирования. Безусловно, я ничего не знала, поскольку не имела никакого отношения в правительству ДНР.

Заместитель начальника Третьего отдела ГУ СБУ также проводил допрос. 2 часа. Грубо, непрофессионально, нагло. В мой адрес звучали угрозы; предлагали сотрудничество, от чего я в очередной раз отказалась.

Два месяца я провела в СИЗО СБУ. Круглосуточные камеры видеонаблюдения, обыски и прочее. Свидания с родными были только в присутствии сотрудников, прервать встречу могли только за то, что дочь пыталась сказать, что ей звонили мои коллеги. Я знала, что в Донецке, друзья и коллеги делают все возможное для моего освобождения.

Еще месяц в Лукьяновском СИЗО. Царила полная антисанитария, отношения к людям как к быдлу. Несмотря на то, что женский корпус называют «Юлиным», условия там были нечеловеческие. Здоровье было очень подорвано, медицинского обследования никакого. Градусник был решением всех проблем. Там даже при воспалительных процессах он показывал 36,6 градусов. С 13 октября начались проблемы с канализацией. С 25 октября в корпусе вообще исчезла вода. На сутки выдавали 6 литров воды, нас 4 человека в камере. Это все на помыться, выпить чай и справить нужду. В камерах вонь, приходилось открывать окна, при этом отопления нет. А это или инфекционное заболевание, или простуда. В один из дней у меня открылось внутреннее кровотечение, на что вызвали врача (и то он пришел не с первого раза). Только после найденного на столе черновика письма Лутковской пришел их доктор. Дал кровоостанавливающее. Это то же самое, что лечить перелом зеленкой.

В Лукьяновском СИЗО меня содержали в камере для особо опасных преступников. Нас охраняли крепкие ребята. Заключенные были настолько запуганы, что, не имея отношения к антигосударственной деятельности, подписывали все необходимые документы. Например, киевлянина Дмитрия Правдивого обвинили к подготовке террористических актов на День независимости Украины. О том, что он подписал признание, парень узнал только в зале суда.

Украинская сторона отказывалась обменивать меня, отпускать за выкуп. Меня подавали на обмен еще в августе. Меня много раз подавали на обмен. Власти ДНР в одностороннем порядке заявили о прекращении обмена военнопленными, но я понимала, что это по причине невыполнения украинской стороной условий обмена (не отдают тех, кого просят).

К разрешению моего вопроса была привлечена мировая общественность. Меня посещали представители ООН (в отчете ООН прошла информация о моем похищении. Кстати, именно представитель ООН спросил у представителей силовых структур Украины, возбуждено ли уголовное дело против ДНР как преступной организации, доказано ли это в суде, на что сотрудник ответил, мол, этим вопросом занимаются), Красного креста, Европарламента. В своих отчетах они отображали нарушение прав человека.

За время заключения я успела написать книгу. Назвала ее символично «90 дней в плену». Это дневник моего пребывания там. Сотрудники СИЗО знали о том, что я веду дневник. В нем под выдуманными фамилиями отражены «герои» Лукьяновского СИЗО: начальство, сотрудники.

Думаю, они читали его, когда меня выводили на прогулку. Имели доступ.

О своем освобождении я узнала 30 октября, когда собирались на прогулку. Без объяснений сказали: «С вещами на выход». В Киеве на ул. Владимирской меня передали волонтерам, которые занимались обменом военнопленными.

За это время персонал СБУ, который перевозил меня, проникся пониманием. Шутили, мол, мы думали, что Вас уже давно обменяли. По-человечески все было. Они нормальные, правда, работа у них сволочная.

Из Киева выехали в Харьков, затем еще более суток ждала обмена.

Со мной была освобождена Ольга Теряева. Краматорская медсестра, поистине героический человек, который спасал сотни жизней ребят. Она под обстрелами оказывала медицинскую помощь. Она герой! Ей настолько задурили голову, что она усомнилась в том, что действовала в правовом поле. Оказывается, спасать жизнь – преступление.

Выражаю огромную благодарность за содействие в моем освобождении друзей, коллег, представителей международных организаций, которые смогли добиться правды.